Попытка – не пытка - Страница 63

– Ты когда в 2010 год попадешь? – спросил Сталин ближе к полуночи.

– Совсем скоро. Я так специально рассчитала… Скажи, можно мне сюда сразу вернуться? Пожалуйста… Я не могу… Просто не могу расстаться с тобой. Я так люблю тебя…

Он внимательно посмотрел на меня. В свете ночной лампы мне казалось, что его глаза горят каким-то мистическим огнем.

– Я бы хотел, чтобы ты все три дня была здесь постоянно. Это, конечно, иллюзия, но тогда получится, как будто ты из этого мира. Думаю, твоему другу не составит особого труда каждые десять часов на кнопку нажимать?

– Конечно, конечно… Тогда я скоро уйду. Сбегаю домой. Навру что-нибудь сыну. И сразу обратно. – Я продолжала его целовать, окончательно впав в какую-то любовную горячку, и тут вспомнила, что ничего не сказала про его царский подарок. – Ой, прости, меня. Так неудобно получилось. Я же забыла тебя поблагодарить…

– Ты о чем говоришь?

– О том, что ты мне подарил. Я…

Он перебил меня:

– Не надо. Скажи только, это имеет какую-то ценность в твоем времени?

– Очень большую.

– Мне приятно это слышать. Теперь я могу видеться с тобой столько, сколько захочу. И не буду думать о том, что ты из-за наших встреч на грани голодной смерти. Тебе не пора?

Я посмотрела на часы.

– Еще пять минут. – Неохотно встав, я оделась и подошла к окну. – Мне сразу в этот же момент вернуться?

– Минут через пять. Я покурю пока.

– Ой, нет! – Я подбежала и села на край кровати. – Ты не кури без меня. Я сейчас вернусь…

Не успев договорить, я врезалась в Натаныча.

– Что ты стоишь на ковре, когда мне возвращаться нужно? – возмутилась я и резко встала. – Что за шутки такие?

– Да не кипятись ты… – Он был какой-то озабоченный и испуганный. – Мне кажется, что круг сужается. Я уверен, что пока они заняты твоим компом и пытаются взломать программы. Но когда они поймут, что это невозможно, будет беда.

– Натаныч! – Я посмотрела на себя в зеркало и, ужаснувшись, стала поправлять прическу. – Я же тебе не успела сказать, что звонила по тому номеру. Помнишь, заказчик, который, как мы думали, украл мой ноутбук?

– И что?

– Ничего. Он взял трубку. Сказал, он меня помнит, но заказ отдали другому переводчику… И вообще… Синяя машина пропала. Так что все хорошо!

– Это ничего не доказывает! – Он зашагал по комнате, как аист. – Только страшнее становится.

– Слушай, я не могу здесь оставаться. Меня Сталин ждет. Ты знаешь, где я там нахожусь?

– Знаю, конечно, – усмехнулся он. – На югах. Твой драгоценный вождь тебя в свое любимое место в район Сочи переправил. Ладно, иди уже…

Дома я обнаружила плачущую на кухне Машу, которую Глеб тщетно пытался успокоить.

– Что случилось? – спросила я, хватая со стола косметичку и лихорадочно запихивая в нее высыпавшиеся коробочки теней.

Маша разрыдалась, а Глеб развел руками:

– Мам, Маша считает, что я не смогу учиться и работать. Она раздула из этого целую проблему. Теперь у нас тут будет не только ребенок несчастный, но и мы с ней по миру пойдем. А потом еще марсиане прилетят, земля будет повергнута в хаос, и начнется великое оледенение.

Я посмотрела на часы. Мне совсем не улыбалась перспектива сидеть на кухне и утешать их обоих.

– Так, Маша, вставай, – схватила я ее за руку. – Пойдем я с тобой поговорю. А ты, Глеб, побудь чуть-чуть один.

В комнате я посадила ее на кровать и сказала:

– Значит, так. Слушай меня внимательно. Сейчас я тебе кое-что покажу. Но Глеб об этом ничего знать не должен. Я хочу, чтобы он работал и чувствовал ответственность за то, что происходит. Ты можешь гарантировать мне, что не проговоришься?

Она закивала, вытирая слезы, а я вытащила из стола футляр, который, в отличие от своего императорского подарка, забыла положить в банковскую ячейку.

– Твой папа ведь в ювелирной мастерской всю жизнь просидел, да?

– Да.

– Значит, ты хоть что-то понимаешь в этой области?

– Я очень хорошо разбираюсь, – с воодушевлением пискнула она и захлопала ресницами.

– Тогда посмотри сюда, – открыла я крышку. – Это то, что наша семья подарит тебе на свадьбу. Если вдруг так случится, что марсиане всех поработят, то ты это продашь и будешь жить на проценты.

– Елена Григорьевна! – Она вмиг успокоилась и пришла в себя. – Глеб никогда не говорил мне, что вы из древнего рода. Это же… У меня нет слов, что это такое…

– Дорогая Маша, – сказала я, улыбаясь, и спрятала обратно нашу «семейную реликвию», – в эту великую тайну по традиции мы посвящаем только женскую половину нашего древнего рода. Поэтому не смей даже полусловом обмолвиться Глебу о том, что ты видела.

Я отвела ее обратно на кухню и, сообщив сыну, что три дня проведу в Экваториальной Гвинее, ушла в коридор, чтобы причесаться. Спустя минуту до меня донесся их разговор.

– Что тебе мама сказала? – спросил Глеб.

– Она показала мне бумагу, в которой было написано, что африканский диктатор открыл на наши имена счета в швейцарском банке. Теперь я успокоилась…

– Да, Маша! – ответил он. – И ты туда же!

Не став слушать, чем это все закончится, я вернулась к Натанычу.

– Все! Отправляй меня в ту же минуту на десять часов. Я хочу обратно!

Оказавшись в 1937 году, я швырнула косметичку на трюмо и бросилась к Сталину.

– Меня дети отвлекали, мой друг какую-то ерунду городил про шпионов и секретную разведку, – стала объяснять я, стягивая с себя платье. – Я сказала сыну, что три дня меня не будет. Вообще не будет. А ты что делал?

– Что я мог делать? Несколько секунд прошло. Ты же мне сказала, чтобы я даже не курил без тебя.