Попытка – не пытка - Страница 62

Здание, в котором мы находились, явно было только что достроено. Его архитектура соответствовала традиционному, но сугубо послевоенному сталинскому стилю, что навело меня на мысль, что в моем параллельном мире этого места вообще не существовало.

– А как давно это все здесь появилось? – спросила я, когда мы вышли во двор и, обогнув дом, стали спускаться к пляжу по засыпанной гравием дорожке. – Как-то странно это все выглядит для 1937 года.

– Эту госдачу по моему заказу возвели в предельно сжатые сроки, используя новейшие технологии быстрого строительства… специально дня нас с тобой. Когда я утверждал проект, то в первую очередь руководствовался твоим вкусом. Тебе нравится?

Я повернулась и стала рассматривать белый фасад с огромным солярием, выходящим на море. Если бы в 2010 году еще до полета в прошлое меня заставили описать внешний вид моего воображаемого приморского коттеджа, то он бы выглядел именно так. Оказывается, в отношении архитектуры я была поклонницей сталинского ампира. Это меня поразило.

– А как ты так угадал? – спросила я, глядя на большие окна первого этажа. – Мы же с тобой никогда об этом не говорили.

Он ухмыльнулся:

– Тебя все время удивляет, что мне не составляет никакого труда твои мысли читать. Правда, должен отметить, что и вкус у нас с тобой во многом совпадает. Так что я прикинул, какой дом здесь хотелось бы видеть мне, дополнил его солярием и сказал, чтобы крышу украсили этими башенками. По-моему, неплохо получилось. Думаю, ты меня вдохновляешь.

Мы вышли к морю и пошли по пляжу вдоль воды. Вокруг не было ни единого человека. Скорее всего, это была закрытая правительственная территория. С моря дул сильный, но довольно теплый ветер, по небу метались серые клочья облаков, дождя не предвиделось, и настроение у меня было прекрасное.

– Знаешь, это даже хорошо, что погода испортилась, – сказала я, глядя на кувыркающиеся волны. – У меня там в 2010-м такая жара стоит, что я с удовольствием от нее отдохну. Тем более что я вообще ни разу в жизни в Сочи не была. Я как-то все время в Риге отдыхала.

– Это была территория Советского Союза? – Сталин поправил мой шарф, с которым я никак не могла справиться, и посмотрел на меня.

– Да. Я же тебе рассказывала. Ты не обратил внимания, что Латвия была нашей республикой?

– Обратил. Просто я думаю, стоит ли ее еще раз республикой делать. Или лучше так оставить.

После этих слов я как-то впервые задумалась о том, что мои планы по гармонизации отечества могли, мягко говоря, не понравиться некоторым странам Ближнего Зарубежья. Хотя… Если все сложится идеально, то кто же откажется жить в сверхждержаве, где… как он там говорил… процветание стучится в каждую дверь? Нет, все-таки надо во что бы то ни стало добиться от него, чтобы он сотворил тут чудеса социалистической мысли, которые потом превратятся в развитую экономику и все такое прочее. Причем, судя по тому, как он себя ведет, его уже сильно захватила идея построения идеального общества.

– А можно тебе вопрос задать? – спросила я, решив выяснить у него планы в отношении Германии.

– Если ты о внутренней политике, то лучше не надо. Тебе вообще в это вникать не стоит. А если о внешней, то уж ладно, задавай свой вопрос.

– Скажи, а ты решил уже, что с Гитлером делать будешь?

Он, прищурившись, посмотрел на меня:

– Это у тебя любимая тема, да? Может, тебе стоило к фюреру лететь и его уговаривать идеальный мир создать? Ты адресом случайно не ошиблась? А то, знаешь, он меня моложе на десять лет, ты по-немецки говоришь свободно. Глядишь, он бы там с тобой далеко продвинулся…

– Ну что ты такое выдумал? – поняв, что меня занесло, куда не следовало, я стала выкручиваться. – Какой еще фюрер? Все, все, все… Больше я тебе никаких вопросов не буду задавать. В конце концов, у нас тут медовый месяц. Или эта… медовая трехдневка. Так что объявляем Сочи зоной, свободной от политики, и говорим только о любви. Давай я тебе расскажу о своих чувствах! Хочешь?

Не сдержавшись, он рассмеялся:

– Тебя каждый раз какая-то чушь спасает. Только я соберусь на тебя разозлиться, так ты что-то такое мне говоришь… Слов не хватает описать… Ну и что такого нового ты мне можешь о своих чувствах сообщить?

– А вот могу, представь себе! – Я обняла его. – Ты вот жил в своем 1937 году и даже не знал, что я к тебе с пятнадцати лет неравнодушна. Я тогда увлеклась темой… вот только можно я как есть скажу, а?

– Можно. Говори уже, что хочешь.

– Так вот. Когда я училась в девятом классе, то увлеклась темой 1937 года и много-много всего прочитала. Ну, в основном это все, конечно, запрещенная литература была… Ну и так, ты знаешь, я впечатлилась, что пошла в киоск и купила пачку «Герцеговины флор». Она у меня до сих пор лежит. Потому что ты был для меня кумиром… Ну, это как-то все параллельно с изучением репрессий шло… – Я пожала плечами и улыбнулась.

Сталин прижал меня к себе, и мы стали целоваться. Через некоторое он время сказал:

– Я думаю, что в тот день, когда ты первый раз ко мне в кабинет пришла, меня правильная мысль посетила. С головой у тебя что-то не в порядке. То ты мне говоришь о том, что я тиран, каких свет не видывал, и пристаешь ко мне с этими репрессиями. То выясняется, что ты в восемьдесят каком-то году папиросы купила от избытка чувств. Это невероятно. Пойдем домой. А то мне кажется, ты есть хочешь.

За ужином я решила больше не донимать его политикой, а, вспомнив про Кемаля Ататюрка, стала рассказывать о развитии туристического бизнеса Турции. Поздно вечером, еще раз объявив Сочи свободной от политики зоной и присвоив ему почетное звание города нашей любви, мы выпали из реальности…