Попытка – не пытка - Страница 37


К оглавлению

37

– Отличная идея! – обрадовалась я и пересела за стол, чтобы сочинять записку.

Как и в прошлый раз, мой хорошо воспитанный друг предоставил мне письменные принадлежности и встал над душой:

– Давай уже! Чего ты ждешь-то? Опять решила его на «вы» называть? Или без приседаний обойдешься?

Не ответив на едкости, я взяла ручку и написала всего два слова: «Можно прийти?»

– А что, – захихикал Натаныч. – Очень даже лаконично. И без романтических излишеств. Простенько так, незатейливо, как будто вы уже лет двадцать женаты. Глупость какая! Но раз ты хочешь, то я не буду возражать. Мое дело, как говорится, десятое.

Я запечатала конверт, написала на нем: «И.В. Сталину» – и положила на ковер. А вольнонаемный почтальон прицепил к нему провода, метнулся к компьютеру и снова завяз в сомнениях:

– Может, для начала письмо отправим не в восемь, а в семь утра? Минуты на три, а?

– Валяй, – я махнула рукой. – Будь что будет. Главное – хоть какой-то результат получить.

Он стукнул по клавише, конверт исчез, а через три минуты появился на ковре в нетронутом виде.

– Так! – Натаныч взлохматил волосы и, не теряя боевой настрой, сам себе скомандовал: – А теперь семь сорок пять!

– Почему в семь сорок пять? – удивилась я.

– Потому что если совещание состоится, то, скорее всего, в какой-то ровный час. Например, в восемь. А значит, Сталин придет в кабинет раньше, и у него будет время, чтобы прочитать твое сногсшибательное послание.

Он изменил параметры, тукнул по кнопке, и через три минуты у нас в руках оказался лист, поперек которого было написано: «Немедленно!!!»

– Это что-то новенькое. – Натаныч зачем-то посмотрел бумагу на просвет. – Это как-то неприятно смотрится. И, я бы даже сказал, наводит на мысль отказаться от этого вояжа. Или ты со мной не согласна?

Я забрала у него бумагу и, внимательно рассмотрев надпись, расстроенно сказала:

– Он очень злой. Это видно. Он так всегда пишет, когда из себя выходит. Наверное, там война. А значит, все мои труды насмарку.

– Так ты полетишь? – с опаской спросил Натаныч. – Может, лучше в 1937-й? Там как-то попривычней, да и он поди заждался.

Я села на пол и сжала электроды:

– Вот глупо шутишь ведь. А зачем? Как он может там заждаться? Давай уже, отправляй меня в свои семь сорок пять.

Он набрал полную грудь воздуха и осторожно нажал на кнопку.

* * *

Появившись в кабинете, я быстро поднялась с пола и, увидев, что Сталин стоит спиной к окну, дернулась, чтобы подойти к нему.

– Стой на месте!! – рявкнул он, делая мне предупредительный жест. – И даже не вздумай приближаться. Иначе я за себя не ручаюсь!

– Я пришла, чтобы спросить тебя…

– Здесь я задаю вопросы! – он в ярости ударил кулаком по оконному наличнику. – Как ты посмела прислать мне это письмо? Как у тебя наглости хватило вот так запросто явиться ко мне в кабинет после того, как прошло четыре года?

– Четыре года? – прошептала я, и тут до меня дошло, что я натворила.

Расставшись с ним меньше суток назад, я обещала, что вернусь через день. Но из-за моего полета в 1941 год получилось, что меня не было несколько лет.

– Сейчас я все тебе объясню… – попыталась оправдаться я, но это оказалось бесполезно.

Сталин смотрел на меня взглядом, который мог иссушить океаны. Одним только взмахом руки он погрузил меня в такой ужас, что я едва держалась на ногах

– Ты ушла, не сказав мне на прощание ни единого слова, – сказал он ледяным тоном. – Это произошло после разговора, который должен был стать ключевым в наших отношениях. Ты даже не потрудилась прислать мне письмо. Я думал, что случилось нечто непоправимое, я мысленно похоронил тебя… Но вот здесь появляется этот конверт, и ты как ни в чем не бывало приходишь, чтобы задать какой-то вопрос. Скажи, за все то время, пока мы были вместе, ты видела от меня хоть что-нибудь плохое? Отвечай!!!

– Нет… – с трудом выдавила из себя я.

– И это «нет» дало тебе право так поступить со мной?

– Ты пойми… – Я снова предприняла тщетную попытку хоть как-то объяснить, что произошло.

Но он не обратил на это никакого внимания:

– Знаешь, что для меня самое страшное в общении с женщинами?

– Что?

– Предательство. Да, не измена, а именно предательство. Однажды я пережил это. И понял, что больше никогда не допущу ни с кем душевной близости. Но нет! Через несколько лет я увидел тебя, и мне показалось, что ты – женщина, которая не способна меня предать.

– Но скажи мне только…

– Ты хочешь спросить, началась ли война, о которой ты столько говорила? Да. Она началась, сегодня в семь часов утра… Все! Ты получила ответ. А теперь уходи. Убирайся!!! И чтобы больше я никогда тебя не видел!!! Вон!!!

В отчаянии я что-то вскрикнула, бросилась к двери, схватилась за ручку и… вернулась в 2010 год.


Упав на потертый, но уже ставший мне родным ковер, я разрыдалась. Натаныч забегал вокруг меня, звеня горлышком корвалола по маленькой ликерной рюмке.

– Что! Таки что там случилось? – кудахтал он, пытаясь поднять меня на диван. – Ну не молчи уже, в конце-то концов! Там война, да?

– Да! – сказала я сквозь слезы. – Там война. Но она началась в семь утра. Реальность как-то изменилась. И теперь неизвестно, что там произойдет.

– Ну, успокойся ты! – Он наконец перетащил меня на кучу подушек и сунул мне рюмку. – Пей! Пей! И рассказывай. Почему ты так плачешь? Ну не поверил он тебе. Ну не оказался он дальновидным политиком. Не смог перехитрить Адольфа. Ну и что, в конце-то концов… Дело, как говорится, прошлое, забудем о нем за давностью лет.

– Ты не понимаешь… Не понимаешь… Я люблю его… – Я повисла у Натаныча на шее и стала орошать слезами его рубашку. – А ты… Почему ты не сказал мне, что если я пойду в 1941-й, то получится, как будто мы не виделись четыре года? Ты специально это скрыл, да? – Еще сильнее разревелась я.

37