Попытка – не пытка - Страница 15

* * *

Вечером, после того как сын ушел на традиционное свидание со своей любимой Машей, я переоделась и поднялась к Натанычу.

– Ну что, досье собрала и обратно?

– Да. Отправляй меня вот сюда, – чтобы он ничего не напутал, я написала на обрывке газеты дату и время.

Разматывая длинные провода, Натаныч стал меня пилить:

– Что-то ты неразговорчивая какая-то стала. Только и знаешь, что командуешь мной да летаешь туда-обратно. Не нравится мне это. Доведет тебя сия история не до создания идеального государства, а до белой палаты в больнице имени Ганнушкина.

– А ты больше каркай! – Я недовольно уселась на пол. – Про нэкэвэдэ свое ты тоже накликал. Теперь не хватало, чтобы еще и палата сбылась.

– Ну хорошо, давай забудем… Это же я так… – Он вручил мне штекеры. – Проявляю, можно сказать, беспокойство за душевное здоровье своей боевой подруги. К катапультированию готова?

– Еще как!

– Тогда скажи, на сколько тебя забрасывать?

– Давай на пару часиков, – не особенно раздумывая, брякнула я.

В ответ Натаныч тихо охнул и нажал кнопку.

– Проходите, товарищ Санарова, – сказал Сталин, когда я явилась пред его светлы очи. – Фотокамеру принесли?

– Да, конечно!

Он вызвал секретаря и приказал ему быстро отдать аппарат человеку с какой-то неразборчивой фамилией.

– Пока они там трудятся, мы с вами кое-что обсудим. Кстати, заберите вашу машину, – он указал мне на ноутбук, возле которого лежал аккуратно скрученный провод. – Можете не волноваться. Ничего с ней не случилось.

Положив компьютер на колени, я вопросительно подняла глаза. Сталин закурил и после некоторой паузы довольно холодно сказал:

– В протоколе вашего допроса написано, что вы родились в 1971 году. Из этого напрашивается вывод, что в настоящем времени должны жить ваши предки. Кто они?

Я похолодела. Только этого мне не хватало. Сейчас он возьмет и одним росчерком пера лишит меня права на существование.

– Иосиф Виссарионович, – проблеяла я овцой. – Если с ними что-то случится, то у меня не будет шансов родиться в будущем. Они верные вам люди. Их не арестовали ни до 1937 года, ни после. Можно я не буду разглашать их имена?

– Разумеется, нет, – отрезал он и положил передо мной лист бумаги и ручку. – Пишите. Подробно. Имена, фамилии, места жительства и работы.

Я была готова разреветься. Натаныч! Верни меня срочно в 2010 год! Что же делать? Что делать? Вот попала! Доносить на собственных родственников, да не просто, а рискуя лишить жизни и себя, и своих потомков!

Как я ни старалась держать себя в руках, у меня из глаз покатились слезы. Я поняла, каково было жить моим соотечественникам в 1937 году и участвовать в строительстве развитого социализма.

Однако Сталину, как видно, поднадоела вся эта мелодрама, и он в своей ироничной манере сказал:

– Ну что вы, Елена, как вас там по батюшке… Не надо переживать. Мы должны быть с вами в равных условиях. Пока наша с вами история имеет явный перекос: вы знаете обо мне довольно много, я о вас – ничего. Надо исправлять ситуацию. Вытрите слезы и пишите.

Поскольку последние слова прозвучали как приказ, я поняла, что сопротивляться бесполезно. Этот человек заставил капитулировать Германию. Так что же говорить обо мне?

Я тяжело вздохнула и выложила на листок все, что знала обо всех своих предках. За кадром я оставила только то, что мой прадед по отцовской линии был скрытой контрой и даже не разрешал детям, среди которых была моя ныне здравствующая бабушка, приходить к нему в кабинет в красных галстуках и хвалить существующий строй. Как при таком мировоззрении он избежал репрессий и заработал себе имя известного энергетика, оставалось загадкой для всей семьи.

– Вот, – я протянула Сталину злосчастный лист бумаги.

Он забрал его и аккуратно положил в папку:

– Ну что же. Теперь займемся более приятными делами.

Он позвонил секретарю и спросил, сколько еще придется ждать фотографий. Видимо, ему ответили, что понадобится некоторое время. Он приказал поторопиться и, положив трубку, снова обратился ко мне:

– Ваша машина дала мне почву для размышлений. Мои специалисты разобрались в том, как она работает, и я потратил не один час, чтобы ознакомиться со всеми документами, которые вы мне предоставили.

– И что вы об этом думаете? – неожиданно осмелев, вякнула я.

– К сожалению, многое из того, что написано про период до 1937 года, является не более чем фальсификацией. Поэтому доверять информации, касающейся будущего, я не могу. Хотя… Если считать это правдой, то там действительно много интересного.

Я поспешила оправдаться:

– Понимаете, у меня нет доступа к секретным документам. Я могу черпать сведения только из открытых источников и делать выводы, исходя из официальной истории, которую, правда, периодически меняют и переписывают заново.

– И ваша официальная история утверждает, что с 1932 по 1933 год голод унес жизни нескольких миллионов человек, а точнее… – Он посмотрел на какую-то запись и назвал цифру, которую я собственноручно скачала ему с какого-то исторического сайта.

– Так пишут средства массовой информации.

– И что, этим данным серьезные люди доверяют?

Я развела руками:

– Кто-то верит, кто-то нет. А что было на самом деле?

– На самом деле число жертв преувеличено, – отрезал он.

В этот момент зазвонил телефон, и после недолгого разговора в кабинет принесли фотографии. Напечатанные на больших листах, они выглядели очень даже профессионально. Я подумала, что могу гордиться собой как фоторепортер, и с нетерпением стала ждать реакции Сталина на увиденное.