Попытка – не пытка - Страница 10

– Нет, нет… Все возможно, – поспешно затараторил Натаныч. – Просто когда там, в 1937 году, действительно что-то кардинально изменится, то здесь мы это сможем заметить только после того, как я запущу еще одну программу.

– А ты ее уже написал?

– Да. И пришел к выводу, что если сначала изменения произойдут только в параллельном мире, это будет прекрасно. Так мы хотя бы не обрушим настоящее в Тартар, а сначала проинспектируем, что именно творится в альтернативной реальности.

Разобравшись с временными парадоксами, я вернулась к проблемам безопасности:

– И все-таки, какая степень защиты у твоего изобретения?

Натаныч вскочил с кресла, поставил одну ногу на ящик с картошкой и, подняв вверх указательный палец, гордо произнес:

– Никто! Никто, кроме меня, не сможет даже запустить мою временную программу! И знаешь почему?

– Ну?

– Потому что я защитил ее не каким-нибудь банальным паролем, который взломает любой начинающий хакер. Я создал уникальную систему, систему интеллектуального анализа и глобального сопоставления данных. Если объяснять очень упрощенно, так, чтобы любой примитивно мыслящий гуманитарий типа тебя смог хотя бы примерно осознать масштабность моего мышления, то следует сказать вот что: корректная работа так называемой машины времени зависит от моего настроения и самочувствия в конкретную секунду. И если данные, которые постоянно считываются с моего организма, не совпадут с данными, снятыми с меня же, но через окружающую среду, а также не будут каждую минуту подкрепляться вводом субъективной оценки происходящего, которая анализируется с поправкой на личностную дельту, то программа не только не запустится, а самоликвидируется без какой-либо возможности восстановления.

– Это очень хорошо, – подытожила я. – И раз ты такой у нас гениальный, то иди отдыхай. Потому что дня через три ты будешь отправлять меня во второе путешествие.

* * *

Как и было запланировано, в середине недели я пришла к Натанычу в полной боевой готовности. На мне было отутюженное и зашитое платье Евы Браун, не пострадавшие в первой экспедиции туфли советской разведчицы и наручные кварцевые часы известной японской фирмы, которые пришлось надеть вместо потерянных бабушкиных.

– К полету готова, – заявила я, усаживаясь на проплешину ковра.

Но гений отечественной мысли не торопился:

– И на сколько тебя забрасывать в этот ад кромешный на этот раз? – спросил он, аккуратно раскладывая на столе бинты, йод и прочие предметы первой медицинской помощи. – Ты снова хочешь посетить наших друзей чекистов или теперь мы займемся чем-то менее экстремальным?

Я посмотрела на тонкие стрелочки и, в сотый раз проанализировав свою идею, ответила:

– Ровно на десять минут. Причем транспортируй меня именно в тот момент времени, когда я исчезла из расстрельного энкавэдэшного коридора. Думаю, это будет остроумно – нарисоваться в Кремле, испарившись с Лубянки.

Захихикав, Натаныч сунул мне штекеры, несколько раз глубоко вздохнул и кликнул по клавише.

Через секунду я поднялась с пола, к великому удивлению Отца народов.

– Это что еще за фокус? – спросил Сталин, опешив от моего неожиданного появления.

– А это, Иосиф Виссарионович, не фокус, а обдуманные действия патриотки! – почему-то громко выпалила я и встала, уткнув руки в боки. – Вот сейчас вам позвонят и скажут, что меня не смогли пристрелить, так как я растворилась в воздухе. Итак… – Я показала на телефон, явно беря будущего генералиссимуса на понт, поскольку уверенности в этом телефонном звонке у меня не было никакой.

Однако фортуна была ко мне благосклонна. Услышав обещанный звонок, Сталин поднял трубку.

– Слушаю. Что?! Сбежала? Как это понимать? Что значит «исчезла»?! Разберитесь там со всеми, кто виноват! – Он бросил трубку и жестом пригласил меня сесть. – Итак. Вы утверждаете, что пришли из будущего. И теперь хотите что-то рассказать мне о судьбе Советского Союза?

– Так точно!

– Тогда для начала объясните, как вам удалось переместиться сюда с Лубянской площади.

Я посмотрела на часы. У меня было еще семь минут.

– Товарищ Сталин, – рубанула я правду-матку. – Буду откровенна. С Лубянской площади я переместилась не сюда, а в больницу. А после того, как я неделю пролечилась в 2010 году, я вернулась к вам. Думаю, что по моему лицу и платью заметно, что сюда я не из санатория НКВД пришла, где из меня отбивную пытались сделать.

– Продолжайте, – довольно заинтересованно сказал мой собеседник, набивая и закуривая трубку.

– Так вот, – послушно кивнула я, – через несколько минут мне придется исчезнуть и вернуться обратно в будущее. Но пока я еще здесь, хочу сказать, что вам стоило бы меня выслушать, так как я поведаю не только о том, что ждет СССР в период вашего правления, но и о том, что произойдет со страной много позже. А это, знаете ли, не особенно вам понравится.

– И что вы предлагаете? – спросил он, окутывая себя облаком дыма.

– Назначьте мне аудиенцию. Я появлюсь и спокойно все вам доложу. Только дайте слово, что меня больше не отправят к этим костоломам. Иначе никакого конструктивного диалога у нас не получится.

Он усмехнулся:

– Значит, вы настроены на диалог. Кстати, как вас зовут?

– Елена Санарова.

– Хорошо, товарищ Санарова. Я выслушаю ваши сказки и даже посмотрю еще раз на фокусы, которые вы тут демонстрируете. Приходите сегодня в шесть вечера прямо сюда, как вы это проделали только что. Я смогу уделить вам ровно два часа.

Я радостно улыбнулась и встала:

– Спасибо вам большое. Буду в назначенный срок. До свида…